Избыток газа в стране правильно было бы использовать для расширения его потребления на внутреннем рынке и снижения цен. / Александр Корольков
Глава Фонда национальной энергетической безопасности Константин Симонов в интервью «РГ» — о возможном подорожании газа и шансах России вернуться на газовый рынок Европы — публикует наш информационный партнёр «Российская газета».
На фоне сильного снижения поставок нашего газа в Европу все чаще слышны разговоры о том, что выпавшие экспортные доходы можно компенсировать за счет роста цен на внутреннем рынке. Недавно в СМИ появилась информация, что «Газпром» предлагает либерализировать оптовые цены на газ для промышленных потребителей, что вызовет его подорожание. Слухи ходят и о росте тарифов для населения. Возможен ли такой сценарий, как это отразится на нашей экономике и есть ли у России шанс вернуться на газовый рынок Европы, рассказал «Российской газете» глава Фонда национальной энергетической безопасности, профессор Финансового университета при правительстве РФ Константин Симонов.
Добрый день, Константин Васильевич! Станет ли либерализация цен на газ для промышленности причиной роста цен на него? Не окажемся ли мы в положении Европы, где цены на бирже доходили до 3800 долларов за тысячу кубометров газа?
Константин Симонов: Когда эта история начала раскручиваться, все увидели в ней только одно: ага, нам предлагают повысить внутренние цены на газ. На самом деле ситуация абсолютно анекдотичная. «Газпром» просит разрешить ему продавать газ на внутреннем оптовом рынке по ценам ниже установленным ФАС. Сейчас это «Газпрому» запрещено, в то время как другие компании такую возможность имеют. Это было сделано, чтобы «Газпром», как монополист трубопроводного экспорта газа и управитель единой системы газоснабжения (ЕСГ) не вытеснил с внутреннего рынка других производителей. Но с тех пор много воды утекло. Независимые производители уже контролируют более 30% поставок на внутренний рынок в зоне единой системы газоснабжения. А еще десять лет назад эта цифра была менее 20%. И доля росла именно потому, что «Газпром» заставляли продавать газ дороже. Отъедание рынка у «Газпрома» объяснялось монополией последнего на трубопроводный экспорт. Но теперь все радикально изменилось. Мы уже можем прикинуть, сколько трубопроводного экспорта потеряет «Газпром» по итогам 2023 года по сравнению с 2021 годом (в страны дальнего зарубежья в 2021 году было поставлено около 185 млрд кубометров — Прим. «РГ»). В прошлом году экспорт снизился на 80 миллиардов кубометров. В 2023 году упадет еще на 30-35 млрд кубометров. То есть у нас минимум 110 миллиардов кубометров газа будет заперто в стране без реальной возможности быстро их куда-то переэкспортировать.
Если сейчас начнется новый раунд заметного повышения стоимости газа для населения — это будет в корне неправильно
А как же планы по увеличению экспорта газа в Китай?
Константин Симонов: Я надеюсь, мы подпишем контракты по «Силе Сибири-2», но трубу еще надо построить. И мы говорим максимум о 50 млрд кубометров. Так что у нас действительно сейчас возникает ситуация, когда есть профицит добычи, который можно было бы использовать для создания конкуренции поставщиков внутри страны. Мне кажется, что это было бы правильное решение. Запрет «Газпрому» снижать цены на газ для промышленных потребителей на внутреннем рынке сегодня выглядит абсурдно. У нас есть определенный переизбыток газа, и сама монополия предлагает снизить цену на него ниже тарифов ФАС, а остальные поставщики продолжают говорить: нет, нет, нет, подождите, это нас дискриминирует. Хотя объективно, этот избыток газа было бы правильно использовать для расширения потребления его на внутреннем рынке и снижения цен. Это было бы мощным подспорьем для экономического роста.
Насколько, по вашим оценкам, может снизиться цена?
Константин Симонов: Такие прогнозы, конечно, давать не слишком ответственно, но, думаю, на 10-15% цены могли бы упасть.
Не напрашивается ли параллель с США, страной, где газа добывается тоже много, есть рыночное ценообразование, но газ стоит дешево?
Константин Симонов: Сравнение все же не слишком верное. В США модель газового рынка другая. Там много добывающих компаний, которые имеют возможность на хабе (точка торговли газом — Прим. «РГ») продавать этот газ. Причем добыча отделена от транспортировки. Соответственно мы наблюдаем классический вариант конкуренции, где естественным монопольным сегментом остается транспортировка, а различные производители газа имеют возможность через борьбу друг с другом поддерживать относительно низкие цены. Я согласен с тем, что если посмотреть на котировки, то да, в США цены достаточно комфортные, о чем европейцы все время плачут. Но у нас такую модель не построить.
В России разные цены на газ для промышленности и населения. Но если на Западе население за газ платит больше, то в России — меньше. Фото: Александр Корольков
В чем отличие? Ведь очень часто американская система ставится в пример российской?
Константин Симонов: Климатические, географические и социальные условия США сильно отличаются от наших. Мы не можем взять и скопировать их модель. В России есть как минимум три особенности перекоса в газовой отрасли, о которых мы должны не забывать. Первый перекос — социальный. Второй — географический. Третий — сезонный. Первый перекос самый понятный, он связан с тем, что в России, как известно, разные цены для промышленности и для населения. Но если на Западе население за газ платит больше, то в России — меньше. И я считаю, что для нашей страны это нормальная история. Но этот перекос кто-то должен покрывать. Речь идет о коммуналке, о социальном секторе, и добавьте сюда программу газификации и догазификации, это серьезный объем потребления.
Второй перекос — географический. Он связан с тем, что, цены у нас формируются в зависимости от расстояния от основного центра газодобычи — Ямало-Ненецкого округа. Цена газа отличается, например, на Кавказе или Смоленской области от его стоимости в Тюмени, Екатеринбурге или Челябинске. Но в реальности расходы на транспортировку не покрывают этого дифференциала. Экономически намного выгодней продавать газ ближе к Ямало-Ненецкому округу. Независимые производители, собственно, так и делают. Если перейти к каким-то простым решениям — «введем рынок, который сам все решит» — все эти «отдаленные» территории сразу останутся без газа. Никто не захочет продавать газ на Кавказе по сегодняшним ценам. Про Восток страны я вообще промолчу. Кто возьмет на себя функцию его газификации?
За основу нужно брать интересы не производителей газа, а интересы его потребителей
Третий перекос связан с сезонностью, о чем очень часто забывают. У нас разница в потреблении газа в самом холодном первом квартале и в самом теплом третьем квартале почти трехкратная. А это означает, что в течение весны-лета нужно держать огромный профицит мощностей добычи. В США такого нет. И все эти «перекосы» требуют дополнительного финансирования. Этим занимался «Газпром», который является производителем газа и собственником ЕСГ, а также экспортером газа, имеющим монополию на трубопроводный экспорт, за счет чего эти затраты и покрывались.
Сейчас эти затраты покрывать нечем?
Константин Симонов: «Газпром» стал основной жертвой европейской политики выкорчевывания энергетического партнерства с Россией. Так что сложности у «Газпрома» будут. Про объем экспорта мы уже поговорили. Добавлю, что апрельские цены на европейских хабах на 60% ниже того же месяца 2022 года. При этом обратите внимание, что «Газпром» в 2022 году по добыче упал сильнее, чем по экспорту. Это означает, что компания сократила продажи на внутреннем рынке. Парадокс, но ей не дают бороться за потребителя. Естественно, возникает вопрос о правилах игры на внутреннем рынке газа. Но в центр изменений нужно ставить не интересы «Газпрома» или интересы независимых производителей газа, а интересы потребителей. И тут важно, можно ли соединить тему относительно дешевого газа и финансирования тех перекосов, которые на нашем газовом рынке существуют.
Это возможно?
Константин Симонов: Газ сегодня занимает более половины российского энергобаланса, и он должен оставаться его основой. Крупнейшие в мире газовые запасы — наше очевидное конкурентное преимущество, и его обязательно надо использовать. Надо думать, как расширять его потребление, но при этом, естественно, делать это потребление комфортным для покупателя. Будь то промышленный сектор, нефтехимия, коммунальный сектор. Сюда же входит и внимательный анализ того, что происходит в сегменте электроэнергетики, вроде бы давно уже отреформированном. Вас, скажем, не смущает, что оптовая цена для промышленности на электроэнергию в России примерно в шесть раз выше, чем на газ? В Германии этот раз разрыв в два раза меньше. Вот так «съедаются» преимущества от дешевого газа. Но тем не менее нужно создавать дальнейшие условия для расширения потребления газа внутри страны. Отсюда и идея ускоренной газификации, которая должна дать плюс 20 млрд кубометров к потреблению до конца десятилетия. Она должна стать важным стимулом в том числе и для индивидуального жилищного строительства. Зачем нам такая большая страна, если почти все население сконцентрировано в нескольких городах? Это действительно очень важный момент и с точки зрения качества жизни, и с точки зрения индивидуального жилищного строительства, и с точки зрения расселения, и с точки зрения развития промышленности. Элементарный пример: когда я читаю новости, что Индия собирается 700 миллионов долларов вложить в расширение производства азотных удобрений в Беларуси, у меня вызывает это вопросы. Почему, собственно, это происходит в Беларуси, а не на территории РФ? Азот производится из метана, как и аммиак. Что мешает нам реализовать новые проекты по производству аммиака или удобрений? Это можно еще и красиво упаковать — как решение проблем человечества с точки зрения продовольствия. Вот вам элементарный пример того, как можно и расширять потребление газа и менять позиционирование России в мире. Но в основе такой политики должны лежать комфортные цены на газ внутри страны. В промышленном сегменте сейчас как раз есть все предпосылки для роста конкуренции производителей с выигрышем для потребителя.
Но ведь напрашивается как раз другой вариант, наоборот, поднять цены на внутреннем рынке, чтобы компенсировать потери?
Константин Симонов: Это слишком простое решение, которое может поставить крест на перспективах экономического роста. Конечно, всем продающим газ компаниям хотелось бы, чтобы цена на него была высокой. Но, как я уже сказал, в основе должны быть не интересы производителей газа, а интересы его потребителей, не только промышленных, но и населения.
Но повторю, газ должен стать основным стимулом для развития нашей экономики. Зачем нам отказываться от преимуществ, дарованных самой природой? При этом Россия не может брать в основу своей энергетической стратегии чужие рецепты, особенно стран, которые не имеют таких запасов газа. Возьмем ту же зеленую энергетику. Для меня это всегда было абсурдным, когда России навязывали и навязывают до сих пор энергетическую модель стран, у которых совершенно другой энергобаланс, другая система запасов полезных ископаемых, вообще все другое. Ну вы же не будете в России бананы делать основной культурой нашего сельского хозяйства!
Следующие два года должны стать решающими в схеме потребления газа Европой
Но ведь цены постепенно растут и для населения. Возможно ли, что часть экспортных потерь заложат в тарифы?
Константин Симонов: Да, с 1 декабря 2022 года тариф на газ выросли на 8,5%. Но и инфляция по итогам 2022 года в России составила 11,94% Важно, что следующая индексация произойдет только 1 июля 2024 года. Если сейчас начнется новый раунд заметного повышения стоимости газа для населения — это будет в корне неправильно. Потому что та же догазификация будет выглядеть совершенно по-другому. Правильным был изначальный посыл: Россия крупнейший в мире обладатель ценного ресурса — газа, и она дает этот ресурс своему населению. А так получится, что мы сначала бесплатно догазифицируем, а потом повышаем цены на газ. Будет похоже на Европу, как там происходит продвижение темы возобновляемой энергетики. Европейцам сказали: слушайте, у нас есть прекрасная идея, ставьте солнечные батареи на ваши крыши, обеспечите энергией себя, а мы еще вашу энергию будем покупать, если будут излишки. Но потом выясняется, что за это приходится платить налоги, у батарей есть срок службы, да к тому же их еще надо за собственные средства утилизировать. Такой «хоккей» нам не нужен. Поэтому надо крайне аккуратно относиться к росту стоимости газа для населения. Уверен, что как раз в этом вопросе правительство проявит аккуратность.
Константин Симонов: Газ должен стать основным стимулом для развития нашей экономики. Фото: Сергей Куксин
Мы все время возвращаемся к теме экспорта в Европу. Как вы считаете, мы можем вернуть себе долю на европейском газовом рынке?
Константин Симонов: Мы сейчас находимся в очень интересной точке. Все знают, как Европа прошла последний отопительный сезон. Ее выручила теплая зима, ее выручил Китай, который перепродавал СПГ из своего портфеля. Ее выручили США, которые были основными вбрасывателями новых объемов СПГ. В 2022 г. на мировом рынке появилось около 20 млн тонн СПГ с новых мощностей. Не забывайте и то, что Россия большую часть 2022 года оставалась крупным поставщиком газа в Европу — мы отправили им более 60 млрд кубометров. И несмотря на все это Европе пришлось в высокий сезон все равно сокращать общее потребление газа (подчеркну — не только российского, а вообще газа) примерно на 20% по сравнению со средним потреблением за последние пять лет.
Прошлой зимой им пришлось затянуть «газовые ремни». А дальше эти «газовые ремни» придется затягивать еще сильнее. В том числе из-за дальнейшего сокращения поставок газа из России. И текущие относительно низкие цены на хабах не должны никого вводить в заблуждение.
Точно известно, сколько в мире будет произведено СПГ в ближайшие несколько лет. Меньше его быть может, больше — нет. Дополнительные большие объемы катарского газа появятся только в 2025 году. После этого должны заработать новые мощности СПГ в США и Канаде. Но как жить до этого срока в период газового голода? Кроме того, ЕС попал в парадоксальную ловушку. Евробюрократы одновременно убеждают собственную промышленность и население в том, что газ как топливо вообще будет скоро не нужен, и что энергоемкие отрасли в Европе обречены на отмирание. Но тут же уговаривают альтернативных России поставщиков приходить в Европу с «нужным и востребованным товаром». Европейские импортеры стараются избегать новых 20-летних контрактов на фоне декларируемых планов ЕС по снижению спроса на газ. Однако такая политика будет корректировать планы по запуску новых СПГ-мощностей. Инвесторы не понимают, какие объемы газа реально нужны будут Европе через 10-15 лет. Еврочиновники ведь не просто борются с российским газом. Для них это часть плана по общей декарбонизации европейской энергетики.
Но тут уже вопросы появляются у европейской промышленности. Ведь фактически сейчас в ЕС предлагается переход в новую экономическую модель, где нет места газохимии, металлургии и прочим отраслям. Но в реальности это большой вопрос, насколько отказ от газа вообще соответствует целям экономического развития ЕС. В Европе ведь живут не только агрессивные лоббисты ускоренного энергетического перехода. Поэтому решающими будут ближайшие два года. И многое будет зависеть от европейской промышленности. Понятно, что сейчас она молчит по политическим причинам. Но если так вести себя и дальше, то можно дождаться своей смерти. Так что еще есть робкая надежда, что европейские промышленники скажут: что же вы делаете, вы нашу экономику подрубаете. Мне кажется, что выход из этой ситуации может быть следующим. Первое, промышленники говорят: хорошо, вы боретесь с русскими, но не боритесь с газом как с товаром. Дайте нам шанс на потребление газа. А следующей опцией будет запрос на рыночную конкуренцию на газовом рынке. Это может вернуть российский газ в Европу, хотя бы через тот же «Турецкий хаб». Проблема в том, что этот «голос разума» сможет прозвучать только тогда, когда изменится ситуация на Украине.
